Structuralism: The Beginning of a New Era

UDC 130.2 BBK 87.3(2)я7     Kuparashvili, Mzia D. Structuralism: The Beginning of a New Era : Academic publication / Mzia D. Kuparashvili. — Moscow : ALMAVEST, 2022. — 208 p. — (Library of the Journal “Philological Sciences”. Vol. 3). ISBN 978-5-905998-09-6 DOI 10.20339/978-5-905998-09-6-2022-3-208Ku The book of Philosophy Professor M.D. Kuparashvili is devoted to the revision of the widespread idea that modernity and postmodernity are genetically linked. The research is based on three methodological theses: modernism is the end of the classics, structuralism is the foundation of a different vision of the world and the main tool of de-constructivism, postmodernism is the process of destruction and liberation of the perception space for a new vision of the world. In the author’s concept structuralism is interpreted as the basis for the formation of a new style of thinking and practice of constructing the world. The author describes in detail the Russian regional aspects of structuralism. The book is addressed to a wide audience, scientists and students of philosophical and philological faculties who are engaged in the philosophy of language, as well as to all those interested in the theory and history of language.

Предисловие. Назад-вперед к структуре! Абрисы неомодерна      

Когда в свое время великий французский психоаналитик Жак Лакан приглашал вернуться назад к Фрейду, а великий немецкий феноменолог Эдмунд Гуссерль — назад к самим предметам, этот возврат не означал никакого ретроградства, фундаментализма и косности. Наоборот, он предполагал прогрессивное совершенствование мысли путем извлечения использованных не по назначению понятий и парадигм из тисков искажений, очистки их от шелухи репрессивных означающих и возвращения на свое законное место. Так призывал делать Конфуций в теории «возвращения имен». О «возвращении имен» на примере диалога говорил Мартин Бубер, утверждая, что умалчивание не дает избавления дискредитируемым идеям, продуктивным является лишь откапывание их автохтонного смысла. Ален Бадью ввел понятие номинации вакуума в структуре, искажающей подлинную сущность события, называть которое должен не политик, а философ как диагност своего времени.

Таким образом, здесь «назад» означает «вперед», консервация является революцией, традиция — инновацией, движение вспять — движением к будущей цели, или, как говорил Юрий Лотман, будущее рождается в прошлом, в смысловых инвариантах народной памяти, непрерывно актуализируемых субъектом. В своей книге М.Д. Купарашвили по-новому концептуализирует понятие структуры, которое традиционно считалось синонимом удушения человеческой личности в тисках системы, что и привело к бунту в Сорбонне 1968 г. и к смене структурализма на постструктурализм, к смещению внимания от доминирующих значений текста к его маргиналиям. Неоднократно артикулируемое автором скользящее означающее, казалось бы, свидетельствует о полной победе постструктурализма над структурой, в том числе благодаря имплицитным аспектам академической семиологии Ф. де Соссюра и спонтанно импровизационным семинарам Ж. Лакана.

Впервые о неиссякаемом потенциале структуры и необходимости возвращения к ней сквозь постмодерный хаос заговорил Ж. Лакан и его многочисленные последователи: Ж.А. Миллер, К. Метц, С. Жижек, Р. Салецл, А. Зупанчич, М. Божович, М. Доллар, А. Бадью, Ш. Муфф и многие другие. Современные философы, разочарованные после убийственной критики симуляции Жаном Бодрийяром, ищут ей на смену новые рубежи, прорываясь сквозь символический порядок глобального цифрового мультикультурного мира постиндустриального общества «назад», к модерну, — точнее, «вперед», к неомодерну, к возрождению модерна на новом витке, как это сделали Юрген Хабермас в своей концепции модерна как «незавершенного проекта» и Николя Буррио в теории «альтермодерна» как новой этики «четвертой волны». Все они говорят о насущности этического в противовес эстетическому, универсального в противовес фрагментарному, синхронии в противовес диахронии, Реального в противовес Символическому, семантики в противовес семиотики.

В чем новизна авторской позиции М.Д Купарашвили в вопросе реконструкции классического наследия? Очевидно, что подавляющее большинство авторов рассматривают постмодерн как нигилистическое продолжение самого модерна, как его имманентное отрицание, подтверждающее модерную же бытийность, как его шлейф. Автор разводит данные понятия, утверждая, что постмодерн был не ритуальным самоотрицанием модерна, необходимым на определенном витке для перформативного воспроизведения эпистемы, а качественно новым этапом развития мысли. Более того: между модерном и постмодерном появляется эпистемологическая лакуна, в которую помещается структурализм как качественно новый феномен мысли.

Структурализм в авторской трактовке является пограничным и по отношению к модерну, и по отношению к постмодерну. С модерном структурализм связывает культурное наследие в виде скандально циничного по отношению к модерной метафизике, но всё равно выстраивающего свою метафизическую картину мира авангарда (конструктивизм, футуризм, формализм), а также философского функционализма. Общим мировоззренческим местом модерна и структурализма является установка на рациональность, гегемонию и системность, ориентация на господствующие означающие в символическом порядке культуры (метанарративы). Отличием модерна от структурализма является гораздо большее внимание последнего к знакам, а не к значениям, к языку, а не к бытию, как это имело место в классической онтологии присутствия модерна.

В свою очередь, постмодерн и структурализм — и об этом пишет автор в третьей, четвертой и пятой главах книги, посвященных отдельным направлениям последнего, — связывают язык и речь (дискурс): именно структурализм впервые поставил синтактику выше семиотики, перейдя от референции к репрезентации, от Реального — слишком Реального — к Символическому, от синхронии пространства к диахронии времени, которое в постмодерне превращается в тотально замкнутое на себя фатальное время пропаганды («вечное настоящее» у Алена Бадью) — темпоральный негативно-диалектический поток плавающих означающих, порождающих означаемые в виде копий, симулякров, «следов», коннотаций. М.Д. Купарашвили дает развернутую критику коннотаций в анализе творчества Р. Барта, где демонстрирует, каким образом наращивание смыслов (воображаемых значений), производимых от знаков, вдоль вертикальной внутренней оси центростремительного схождения (парадигмы) приводит к истощению Логоса, мысли, разума — того, что всегда противопоставлялось рассудку как высшая духовная сила человека, его субстанциональная сущность. Однако структурализм существенно отличается от постмодерна тем, что в структурализме знаковые структуры еще не потеряли своего объективного онтологического грунта в виде бытия, мысли и языка.

Как видим, в контексте данной монографии структурализм является золотой серединой между модерной онтологией чистой мысли и постмодерной деонтологизацией, исходящей от чистого знака. В конструктивизме на равных присутствуют мысль и знак, бытие и язык, Реальное и Символическое (Символическое Реальное), диахрония и синхрония, парадигма и синтагма, история и структура, Логос и Письмо, семема, морфема и фонема. Автор в точности следует законам диалектического «снятия». Отслеженный ею переход от структурализма к постструктурализму более точный, чем переход от модерна к постмодерну. Так, более точным является переход от понятия к звуку по сравнению с переходом от вещи к имени в морфологии знака. Это убедительно показывает автор, выстраивая каузальную цепь от классического философского модерна через художественный авангард (модернизм), далее через структурализм и постструктурализм (философский, психологический, литературный, лингвистический, этнографический) собственно к мировоззренческому постмодернизму и постмодерну как ситуации в культуре.

Отдельное место в книге занимает освещение темы русских региональных аспектов структурализма. Традиционно его появление связывали с Пражским, Копенгагенским и Венским кружками языка и, конечно, с французской школой. Гораздо меньшее внимание уделялось России, хотя известно, что русские ученые Н.С. Трубецкой, Р.О. Якобсон и В.Я. Пропп основывали классические школы структурализма, оказав влияние на творчество не только более поздних структуралистов и постструктуралистов, но и современных представителей феноменологии, философии медиа, кинотеории, cultural studies и постлакановского психоанализа. Так, знаменитую категорию фатической функции языка Р.О. Якобсона в анализе феномена абсурда, или Пустоты/Реального, в лакановском кинематографе Д. Линча используют современные западные культурологи и философы Б. Херцогенраф и С. Жижек. Феноменология мифа, основанная на рецепциях структурального анализа волшебной сказки В.Я. Проппа со стороны М. Элиаде, находит свое продолжение в творчестве Ж. Дюрана, Дж. Кемпбелла, А.С. Дугина и многих других.

Благодаря осуществленной М.Д. Купарашвили оригинальной трактовке русского авангарда удалось значительно расширить географические и хронологические границы структурализма, поместив его истоки в первую половину ХХ в., ближе к творчеству формалистов в лингвистике (Н.Я. Марр), футуристов в литературе (В. Маяковский), конструктивистов в архитектуре и представителей соцреализма как более поздней модели консервации раннего советского авангарда. Одновременно автор избегает пан-конструктивизма — методологической универсализации данного течения, ставя демаркационные линии в процессах диалога культур.

Структура как слово и слово как архитектурное сооружение в акмеизме позволяют считать структурализм не только научной эпистемой, но и новым поэтическим видением мира, способом личного переживания традиции, в которой «я» выражает себя посредством целого в синтагме коллективной памяти. Структурализм в концепции М.Д. Купарашвили играет роль опорной точки, к которой и от которой движется современная история мысли, подобной в чем-то категории «осевое время» у К. Ясперса. А если так, то, значит, и будущее после кризиса либерал-демократии по всему миру следует связывать не столько с возрождением модерна, сколько с приходом нового структурализма, способного восстановить утраченного постмодерном субъекта через целое: универсальную этику, солидарность и общность, рожденную целостной гармонией коммуникации в единстве означающего и означаемого, знака и смысла, звука и понятия, имени и вещи.

Книга М.Д. Купарашвили крайне актуальна в первой половине XXI в., когда исчерпанность проекта постмодерна продемонстрировала себя полностью и когда формируется запрос на возрождение общечеловеческих ценностей истины, добра и красоты в новых структурных соотношениях, при которых персональная свобода человека, выраженная через язык, а не вопреки ему и подтвержденная бытием, а не рассеивающая его, сочетается с личной ответственностью перед миром как системой. Именно эта двойная ответственность — ответственность свободы и собственно долженствование — определяет возрождение классических традиций как предпосылку прогресса, «назад» как «вперед».

Е.В. Бильченко,
доктор культурологии, профессор,
научный редактор издания