«Ми-ми-ми» и «йа креведко» означают, что русский язык — живой

 

Язык должен реагировать на изменения культуры и уклада жизни. Иначе он станет мертвым. На нем нельзя будет говорить в меняющейся реальности. И русский язык, действительно, меняется. Многие этим недовольны, считают, что язык гибнет, и я как человек культурный — пусть это нескромно звучит — тоже бываю недоволен тем, что слышу на улице и даже в университетских коридорах. При этом понимаю, что иначе быть не может — такое слегка шизофреническое раздвоение.

 

Меняется не только русский язык. Сегодня в интернете меняются все языки. Прежде всего — английский, из которого заимствуют прочие большие языки. Из него мы приобрели «лол» (LOL, laugh out loud, смеяться вслух) и элементы «языка кошечек» (ми-ми-ми). В китайском есть свой «марсианский язык», в Израиле — язык девичьих дневников «факаца». Интернет оказался абсолютно новой коммуникативной средой, которая стерла — я немного утрирую, но все же — противоречие между устной и письменной речью.

 

Интернет разнообразен, в нем есть сайты президента или «Газпрома», с одной стороны, и, скажем, форум — с другой. Это разные коммуникативные среды. Меня интересуют, прежде всего, разговорные жанры интернета: комментарии, чаты, блогосфера, социальные сети. Там люди разговаривают, но делают это письменно. 

 

Это очень важная вещь: человечество прошло мучительно долгий период создания письменной речи, и сегодня все большие языки имеют устную и письменную формы. До недавнего времени люди пользовались устной речью для диалога, письменной — для монолога. Устная речь мгновенно «исчезала»: мы произносим слово, и все, его нет. Только в XX веке появились средства закрепления устной речи — пластинки, пленки и прочие носители. Это позволило передавать ее через пространство и время.

 

В интернете письменная речь стала использоваться для разговора. Люди стали обмениваться репликами, и появилось странное: язык письменный по форме, а по структуре своей и лексике — разговорный. Стало очевидно: для общения в интернете не хватает письменных средств. Устная речь более эмоциональна, она предполагает жестикуляцию, интонации, мимику и другие средства, которыми можно что-то передать. Самая банальная компенсация этих средств в интернете — смайлики.

Конечно, изменения продолжаются, и мы не можем предсказать, какая мода возникнет дальше в интернете. Но точно понимаем, что развитие не остановилось. Интернет замечателен тем, что он ускоряет все процессы. Скажем, почти полным аналогом интернет-мемов в XIX-XX веках были крылатые выражения. Они были умеренно популярны и жили очень долго. Мы до сих пор можем процитировать фразу из Грибоедова: «Счастливые часов не наблюдают». В интернете что-то мгновенно становится популярным и через неделю умирает. Мемы «превед медвед» и «йа креведко» считаются долгожителями, они продержались 4-5 лет. 

 

— Максим Анисимович, правда, что в интернете невозможно воспринимать большие абзацы? Приведет ли это к смерти художественного текста?

 

— Я не проверял гипотезу об уменьшении абзаца и не могу ответить как ученый. Можно было бы с ходу сказать: да, у нас клиповое сознание, люди стали меньше читать — это постоянно обсуждается. Я не уверен, что молодые люди стали меньше читать. Романы и книги — да, но никто же не измеряет, сколько человек глазами прочитывает в интернете, в мобильном телефоне и так далее. Это тоже чтение. Очевидно, такого приобщения к чтению и к письму не было ни в одну эпоху. Те, кто сейчас читают и пишут в интернете, в начале XX века не читали и не писали вообще. Сидели на лавочке и разговаривали. Я вижу, что на русском и на других языках начали появляться огромные 900-страничные романы. Значит, у них есть читатель. Это общая нота культуры: что все становится хуже, что молодежь уже не та — так говорит каждое поколение. Не все так просто.

 

— Все чаще в интернете приходится сталкиваться с ботами. А можно ли запрограммировать машину на общение так, чтобы оно не отличалось от диалога с живым человеком?

 

— Это главная задача искусственного интеллекта. Знаменитый тест Тьюринга проверяет, научилась ли машина говорить. Живому человеку дают поговорить с разными собеседниками, один из которых — машина. Если он не в силах определить машину, значит, тест пройден. До сих пор ведутся споры: одни считают, что некоторые машины прошли этот тест, другие — что эксперимент был организован неправильно, и машина не способна говорить, как человек. 

 

Что касается интернет-ботов, они довольно тупые и легко вычисляются. Самые простые ориентированы следующим образом: подхватывают ключевые слова из реплик собеседника, и отвечают ему на основе этих ключевых слов. Скажем: «За кого вы будете голосовать на ближайших выборах. — Голосовать? — Да, голосовать. — На выборах?» — и так далее. Есть имитация диалога. Есть специальные приемы разоблачения бота, допустим, задать ему сложный вопрос, попросить описать что-то. Я напомню стихотворение замечательного поэта Николая Глазкова, подражание «Ворону» Эдгара По. Оно заканчивается так:

 

И на все мои вопросы,

Где возможны «нет» и «да»,

Отвечал вещатель грозный

Безутешным НИКОГДА!..

 

Я спросил: — Какие в Чили

Существуют города? —

Он ответил: — Никогда! —

И его разоблачили!

 

 

Максим Кронгауз (род. 1958, Москва) — советский и российский лингвист. Сын советского поэта Анисима Кронгауза (1920–1988). Окончил филологический факультет МГУ. В 1984–1989 годах работал научным редактором в издательстве «Советская энциклопедия». Профессор, доктор филологических наук, заведующий кафедрой русского языка, директор Института лингвистики РГГУ. 

 

Некоторые книги: 

«Русский язык на грани нервного срыва» (2007),

«Русский язык на грани нервного срыва. 3D» (2012),

«Самоучитель олбанского» (2013)

 

 

Источник: www.mr7.ru